Как-то знаменитый полководец, а по сути, уже и диктатор Рима, Гней Помпей занемог. «Съесть варёного дрозда», — предписал врач. Но где было отыскать эту перелётную птицу в ту пору? И всё-таки слуги кинулись на её поиски. Рыскали по всему Риму. «Господин, — доложили наконец Помпею, — в это время года дрозда можно найти лишь у Лукулла: он постоянно откармливает их...» Но гордый Помпей не позволил обратиться к сказочному богачу: «Неужели жизнь Помпея может зависеть от причуд роскоши Лукулла?» — вскипел он.
Да, не было в Риме человека более богатого, нежели Луций Лукулл. Его пиры, его роскошная жизнь вошли в пословицу, пережившую два тысячелетия. Но знаете ли вы, что он покорил Риму многие земли и народы, проник со своим войском в Азию? Ни один римлянин до Лукулла не заходил так далеко с оружием в руках.
Стройный красавец, остроумный, прекрасно образованный, с манерами аристократа, он не представлял себе иной жизни, как в военных походах. Одна война во славу Рима сразу же переходила для него в другую.
Великий полководец был справедлив, никогда не разрешал солдатам разорять милые его сердцу греческие города и те чужестранные, что сдавались ему без боя. В покоренных столицах устраивал победные шествия и празднества, состязания атлетов и гладиаторов. Благодарные горожане в честь его учреждали Лукулловы игры...
Военное счастье долго сопутствовало ему. Но вдруг — словно стих попутный для него ветер. Нет, Лукулл по-прежнему проявлял отвагу и твердость духа, в бою показывал пример, шёл на врага впереди войска. Плутарх видел причину того, что удача — эта капризная дама — как-то сразу отвернулась от Лукулла, в его характере. Лукулл никогда не умел быть дружным с солдатами, хотя терпел те же неудобства в зимних походах, те же голод и холод, что и они. И часто не щадил ни себя, ни их. С людьми могущественными, равными ему, тоже не ладил, глядел на всех свысока. Словом, недовольных было предостаточно. Слава побед Лукулла досталась другому — Помпею, которого отныне Сенат ставил главенствовать над римскими войсками.
Что же оставалось делать Луцию Лукуллу, вечному воину, который лучшие годы жизни провёл в сражениях и походах?.. Он мог бы, на-конец, насладиться семейным счастьем. Но семья не сложилась. Не было у него преданной женской души, той Пенелопы, что терпеливо, храня верность, ждала бы его с полей сражений. Разведясь с Клодией, женщиной разнузданной и бесчестной, он женился на сестре видного государственного деятеля Катона, однако и этот брак принёс одну боль: вторая жена оказалась столь же бесстыдной. Уважение к Катону заставляло долго терпеть её, но, в конце концов, он развёлся и с ней.
Оба брака не принесли ему детей. А что же было? Единственный близкий человек — брат Марк. И ещё — огромное богатство, честно завоёванное в войнах, победоносных для Рима. И Лукулл отказался от всех предлагаемых ему высоких постов и предался удовольствиям. Увлекся пиршествами, великолепными ужинами, бахусовыми попойками, забавами. Что ни день, в его поместьях проходили пьяные шествия, с факелами, с песнями, танцами.
Он тратил огромные деньги на строительство роскошных дворцов. А с Лукулловыми садами не могли соперничать и царские. И у морских берегов он насыпал искусственные холмы, возвёл на них чудные здания.
Увидев его воздушные, словно кружевные загородные виллы, Помпей заметил Лукуллу, что тот наилучшим образом приспособил эти дома для летнего времени, но, открытые со всех сторон морю, они вряд ли пригодны для проживания в них зимой... В ответ Лукулл усмехнулся: «Что же ты думаешь, я глупее журавлей и аистов и не знаю, что надо менять жилье с переменой времени года?» Этого «жилья», и для всех времён года, у него было множество.
Что и говорить, при всей своей аристократичности, щедрости, воспитанности Лукулл был тщеславен. Он гордился роскошью, что его окружала. Гордился своими великолепными дворцами, приёмами, которые устраивал. Пиршественные ложа, где возлежали его гости, были покрыты дорогими пурпурными тканями, чаши для вина украшены драгоценными каменьями, блюда — из чистого золота... Слух гостей постоянно услаждала мелодичная музыка, откуда-то сверху, с купола, доносилось божественное пение.
Главным же Лукулловым дивом были разнообразные, хитро и затейливо приготовленные яства, всевозможные печенья, пирожные. Целая «армия» поваров из вольноотпущенников и рабов колдовала на кухнях Лукулла, придумывая всё новые кушанья, поражавшие римских патрициев, ибо на пиры допускались только избранные, аристократы. И они замирали от восторга, когда слуги под торжественную музыку вносили в покои грандиозные фантастические сооружения из мяса, дичи, рыбы, плодов — более похожие на произведения искусства.
Здесь предела фантазии не было. Изо дня в день композиции менялись. Во время одного из пиров подали блюдо, на котором кругом разместились все 12 знаков Зодиака. И на каждом лежала соответствующая ему пища. Телец захватил кусок запечённой с пряностями говядины. Близнецы завладели попарно разложенными тушёными почками. Стрелец пронзал стрелой благоухающего ароматом жареного зайца. Две чаши Весов были наполнены пирожными...
В другой раз четверо рабов, сгибаясь под тяжестью, выносили поднос, на котором стоял ослик из коринфской бронзы. По его бокам свешивались две корзины, в одной — листья всевозможной зелени, вторую доверху наполняли павлиньи яйца, вываленные в муке. Гость брал яйцо и под искусно взрезанной скорлупой, в желтке, усыпанном перцем, находил сюрприз: жареного вальдшнепа...
А на каком царском столе можно было узреть вот такое еще удивительное кушанье! На подносе возлежала жареная кабаниха. С клыков огромного животного свисали две круглые чаши. Одна — с сушеными финиками, другая — со свежими. У брюха кабанихи грудилась дюжина розовых поросят из теста... Дав гостям вволю надивиться зрелищем, хозяин давал знак, слуга молниеносно вспарывал зверю живот — и оттуда с шумом вылетали дрозды, которых тут же ловили рабы...
После кабана наступала очередь всяких мелких птиц, начинённых изюмом и орехами. Затем подавали устриц, улиток под особыми соусами. Череда затейливых блюд была нескончаемой. После фруктов пир завершал десерт — и на пирожных маги Лукулла оттачивали свою фантазию. Разумеется, превосходные вина дополняли эту картину...
Чрезмерное чревоугодие и ожирение, конечно, приводили римских патрициев к болезням желудка. «Насколько сложны эти блюда, настолько разные многообразные и непонятные болезни они порождают», — увещевали богатых обжор философы и врачи. Но то был глас вопиющего в пустыне. Попав на пир к Лукуллу, никто уже не вспоминал о своих существующих и возможных недугах.
Сам Лукулл получал несказанное удовольствие от своей немыслимой щедрости. Как-то он несколько дней кряду угощал греков, приехавших в Рим. Привыкшие в своем отечестве к умеренности, они очень переживали, что хозяин тратит на них такие большие деньги, и отказались от стола. Узнав об этом, Лукулл, улыбаясь, сказал им: «Правда, друзья мои, кое-что делается и для вас, но большая часть приготовлений делается для Лукулла».
И это было правдой. Он был счастлив, угощая приятных ему людей, в том числе — и себя самого. В какой-то день ему довелось обедать в одиночестве. Зная об этом, слуги накрыли единственный стол и блюд было меньше обычного. Лукулл позвал приставленного к этому делу раба: в чем дело? Раз гостей не звали, ответил тот, он и не думал, что нужно готовить обед из множества кушаний. Гнев Лукулла был неподдельным: «Как, ты не знал, что сегодня Лукулла угощает Лукулл?!»
Ясное дело, жизнь его рождала в Риме массу сплетен и слухов. Не напоказ ли устраивает Лукулл роскошные пиры? Для себя, поди, скопидомничает?.. И вот однажды, когда Лукулл прогуливался по форуму, к нему подошли Помпей и Цицерон — тоже захотели убедиться: так ли уж роскошествует Лукулл, когда не ждет гостей. И стали напрашиваться к нему на обед. Лукулл с радушием пригласил их зайти как-нибудь. «Да нет, — настаивал Цицерон, — мы хотим отобедать у тебя сегодня, но так, как уже приготовлено для тебя самого».
Лукулл замялся (больше для вида) и попросил отсрочить посещение. Друзья не соглашались и даже не позволили ему поговорить со слугами — чтобы не подали ничего сверх того, что хозяин ест каждый день. Что ж, Лукулл лишь по просил у своих приятелей разрешения при них сказать слуге, что нынче он обедает в «Аполлоне» — так назывался роскошный покой в одном из его дворцов.
Он всё-таки «провёл» друзей. Дело в том, что каждый зал имел свое убранство, свою утварь и для каждого была установлена определённая стоимость обеда. В «Аполлоне» он стоил 50 тысяч драхм. И на этот раз была истрачена та же огромная сумма. Причём Помпея и Цицерона поразила быстрота, с какой всё было приготовлено...
Однако надо отдать должное Лукуллу: не одни пиры увлекали его. Он имел страсть и к живописи, и к скульптуре. На произведения искусства тратил несметные средства. У него было огромное книгохранилище, и он проявлял благородную щедрость, предоставляя свою библиотеку всем желающим. Сам увлекался философией, литературой, часами просиживал над книгами.
И вдруг по Риму пронёсся слух, что рассудок этого умнейшего, благороднейшего человека помрачился и он медленно угасает. Что случилось? Ведь он только что был в полном здравии и вообще не болел. Да и до старости ещё далеко — тогда, в 56 году до нашей эры, ему шёл только шестьдесят первый год... Но слухи подтвердились. Выяснили и причину: его извел своими снадобьями вольноотпущенник Каллисфен. И вовсе не со зла: он надеялся, что эти снадобья ещё больше привяжут к нему его господина.
Когда Луций Лукулл умер — сразу вспомнил Рим о великих заслугах знаменитого полководца перед страной. Все пребывали в печали. Тело его вынесли на форум знатнейшие юноши Рима. Народ требовал, чтобы Лукулл был похоронен на Марсовом поле, где покоился прах великих римлян. Брат с трудом уговорил толпу, чтобы Лукулла погребли в его поместье, как сам он того желал...
Нынче мало кто знает о великих победах полководца Луция Лукулла. Увы, жива лишь память о пирах, которые он давал с такою щедростью...
Источник: журнал "Наука и религия" |
